Человек на этой фотографии помог мне попасть в Уэзерфилд. Я буду звать его Эдмун, он экскурсовод (в оригинале guia, «проводник»). Эдмун стоит рядом с "Уэзерфилдским пластиком" или просто "Пластиком" (ошибка, здесь игра слов artes plasticas, «скульптура»). Так здесь называют объекты, поглощенные органикой. Вроде бы эта органика есть только здесь. Именно из-за нее округ считается эпицентром заражения. Эдмун говорит, что это золотая жила. За пару кусочков этой ткани можно купить место в любом Заповеднике. Но голыми руками трогать не советует. Но я и не собиралась.

Мы сошли с корабля далеко на юге, где-то между рекой Темвер и Уилроком (под barco все же имелась в виду «лодка», а не «корабль»). Несмотря на глухую болотистую местность, здесь встречаются следы цивилизации. Мы вроде двигались по Пути Беженцев. Несколько лет назад, когда зараза только распространялась, тысячи людей проходили здесь в надежде найти спасение где-то на юге.

Это Хьюго. Эдмун держит его в одном из своих лагерей (возможно, речь о том, что Эдмун держит зомби en campo, в загородном доме) на болотах. Размытый фон позволил создать иллюзию, что Хьюго движется в мою сторону. На самом деле он не движется вообще, потому что пристегнут цепью к огромной сосне. Зато его запах распространился, кажется, повсюду.

В дороге Эдмун рассказывал о том, как море отступило. Теперь здесь вот так: несколько миль - словно в пустыне.

*Мы дали офигительный крюк, чтобы сделать эту фотку.

Не все мертвецы ведут себя агрессивно по отношению к живому. В этом кадре, например, вероятно, единственный в мире дружелюбный мертвый бык по кличке Мартин и ворона (здесь cuervo, «ворон») по кличке Корона. Их хозяин Бас (автор пишет bajo, т.е. хозяин был невысокого роста), приятель Эдмуна, не захотел фотографироваться, но с удовольствием подогнал Мартина к месту, где мог выйти отличный кадр. Бас говорит, что Мартин лучше любого пугала, он равнодушен абсолютно ко всему, зато его боятся и мертвые, и живые. У Баса мы делаем остановку перед походом в город.

*Мартин, кстати, воняет куда сильнее, чем Хьюго.

Рано утром, если выбрать удачное место, где в кадр не попадают болезненные участки земли, можно сделать позитивный снимок (Салас объяснила, что это последний яркий кадр, дальше в репортаже фотографии при плохих условиях освещения).

Хотя чаще приходиться делать вот такие снимки. Это электростанция "Хилсберри". Мы подошли к ней по моей просьбе, но пробираться внутрь не стали. Выжившие называют это место "Цех". "Пластиковый цех" (в оригинале fabrika de plastica) - шутит Эдмун и долго смеется над своей шуткой, пока мы возвращаемся на дорогу к городу.

По городу приходится передвигаться перебежками. Здесь может быть кто угодно. Где-то слышатся лай собак и человеческий крик. Услышав его, мы на какое-то время замираем, но крик не повторяется, и мы идем дальше. На улицах не покидает ощущение прошедшей войны. Это последствия многочисленных попыток взорвать, сжечь и как-либо уничтожить органику, распространившуюся буквально повсюду. По словам Эдмуна, раньше она интенсивно росла. К этому времени относится большая часть созданного ею "пластика".

Эту штуку называют "Узел". Представьте, что это как зарядка для мобильников, только вместо мобильников - мертвецы. Я сделала несколько снимков, но большая часть из них оказалась говном. Было слишком темно. Эдмун рассказывает, что раньше "зарядка" занимала 10-15 минут. Сейчас это происходит медленнее: по несколько часов, иногда - дней. Мертвецы просто стоят, пока в них закачивается какая-то дрянь.

Это другой узел. Я увидела его, когда мы собирались уходить из города. Уже стемнело, а нам нужно было добраться до лагеря между городом и элекстростанцией. Мы срезали, пробравшись между мертвецами.